Текст пьесы С.Ю.Черепанова "Город Миров, или двумя трамваями»


С.Черепанов  «Город Миров, или двумя трамваями»



Действующие лица и исполнители:



Бабушка:

СОФОЧКА, бабушка в детстве  - Луна Черепанова

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА, бабушка в годы расцвета - Лариса Черепанова

БАБУШКА СОНЯ, которую я помню  - Марина Фалькович



Внук в детстве, юности и ставший автором пьесы:

САШЕНЬКА - Витер Кондрияненко

САША – Константин Черняховский

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ – Сергей Черепанов



ДЕДУШКА ЯША – Евгений Черняховский,

ПАПА  – Александр Труфанов

МАМА  – Наталья Высоцкая, Наталья Кондрияненко

Соседи:

РУДИЧКА  - Лидия Потапова

СЕКРЕТУТКА –  Инна Труфанова

БОЛОНКА - Василий Савчук



В маленьких ролях – актеры театра



Пролог.



(Звучит «Голубка». Через зал  выходит Александр Иванович,  в руках у него альбом фотографий.)



АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ  (далее – АИ) –  Мне уже слава богу…Сорок лет назад это казалось старостью, а мне всё  21, а временами и 14, и даже 7…И тянет сюда, в Святошино, к бабушке… я приезжал на всё лето…

И домик тот же – трехэтажный на два подъезда…  Все как тогда… Сараи, вишни, сушится белье, каштаны зацвели…Кругом дожди и пасмурно – а здесь всегда солнышко!

(звучит «Голубка» )

АИ – Голубка…   И моя бабушка пела?…

 олос за сценой  - это БАБУШКА СОНЯ ) - Саша!  Сашенька!  Домой!

АИ – Бабушка?

САШЕНЬКА – А вы кто такой?

АИ -  Я –  внук! 

САШЕНЬКА – Но вы же сами – дедушка!

АИ – Я  Сонин внук!

САШЕНЬКА -  Нет, я! Я Сонин внук!

САША – А кто же я тогда?

АИ - Тише-тише! Я тоже Сонин внук – смотрите! Узнаете?  (показывает в альбоме)

САША (заглядывает в альбом через плечо АИ) -  Да-а,  А вот  я с бабулей!

САШЕНЬКА – А вот и я! Мы с Соней на базар идем!

САША – Идем в кино!

САШЕНЬКА – Меня купают! 

АИ – Купают - нас. Мы вместе - Сонин внук.  Единственный, любимый. Только разного возраста, - ребенок (указывает на Сашеньку), юноша…

САШЕНЬКА – Я не ребенок!

АИ – Ну, хорошо, хорошо - из разных времен… В этом городе и не такое бывает!











 Действие 1-е

Сцена 1 «Соседи»



(



РУДИЧКА – Не-е! Опять!

СЕКРЕТУТКА – Да сколько же можно?! Одно и тоже, одно и тож!

РУДИЧКА: Марик! М-арик!

СЕКРЕТУТКА: Марьян! Тише!

РУДИЧКА: Сто раз говорили, ему как з гуся! 

БОЛОНКА – Заткнить йому пельку!

БОЛОНКА – Собаци зле!



БАБУШКА (выходит на сцену) – Эй, моряк!(музыка тут же обрывается)

БОЛОНКА – Ой, Софа Михаловна!

СЕКРЕТУТКА -  Здравствуйте!

БОЛОНКА – Здоровеньки булы!

РУДИЧКА - Здрасьте, София Михайловна! До внучика, проведать?

СЕКРЕТУТКА  - В Дарницу?

БАБУШКА СОНЯ — Да, на Воскресенку…

БОЛОНКА - Далеченько…

РУДИЧКА - Не ближний свет. Часа два, наверное?

БАБУШКА СОНЯ - Больше. Четырнадцатым до конца — уже больше часа, а там — двадцать первым. Тоже до конца!

СЕКРЕТУТКА - Они обещают метро. Говорят, будет быстрее. 

БАБУШКА СОНЯ - Вы сами слышали?

РУДИЧКА – И я.  Метро, подземное.  По радио говорили. Я своими ушами.  Как в Москве!

БАБУШКА СОНЯ —  Подземное?  Но это же будет столпотворенье, все ринутся, кому надо и не надо, а так я пришла и села, не давлюсь, руки не обрываю.

РУДИЧКА – все знают, София Михайловна с пустыми руками до внучика не ездит.

БОЛОНКА – Надо годувать!

СЕКРЕТУТКА – Будьте здоровы! И вам и внучику!

(Бабушка Соня уходит)

БОЛОНКА - До якого внучика? До косметички пойїхала!

СЕКРЕТУТКА - Конечно, столько возить — и не такие крэма изготовят…

РУДИЧКА - А всем рассказывает про внучика проведать больного…

СЕКРЕТУТКА - Ой, я вас прошу «проведать»… В креп-жоржете, капроне и австрийских лодочках?

БОЛОНКА – Министерша…

РУДИЧКА -  Министерша?!  Яков Исаакович теперь простой техник в артели инвалидов! Диплому ж у него нет, и никогда не было. Раз – и поперли с министров. Коленом под зад!

СЕКРЕТУТКА – Да шо вы говорите?

РУДИЧКА – Я своими ушами!

БОЛОНКА - А гонору, ни то шоб отако выйты до людэй, посыдиты-поговорить, семачек…

СЕКРЕТУТКА - Что вы, я эту публику хорошо знаю. Королева…

РУДИЧКА - А у вас черные или белые?

БОЛОНКА - Яки забажаете!

СЕКРЕТУТКА - Мне чорных!

РУДИЧКА - А мне, если можно, белых.

БОЛОНКА - Будь ласка, пригощайтесь.

СЕКРЕТУТКА - У-м, крупные, Жаренные…

РУДИЧКА - Вкусные какие!

БОЛОНКА - Йижтэ - йижтэ, мени кума запасы робыть.

СЕКРЕТУТКА - А вы ж чего?

БОЛОНКА - А я, бачте, семки узяв, а зубы забув!

РУДИЧКА  и СЕКРЕТУТКА - Аха ха!

Сцена 2 «Родная дочь!!!»

     АИ Мои бабушка  дедушка, кошка Пупка и Попугай Попкаи жили в Святошино - на одном конце города. А мы на Воскресенке - на другом. И трамвай это не такси.

БАБУШКА СОНЯ – А мне спешить некуда! С утра трамваи битком, на работу, а давиться стоя – пусть схлынет, в 10 уже никого нет, свободно можно сесть и ехать не торопясь, до конца один раз и до конца — второй.

     САША   Сначала по Беличанской пешком надо дойти до Второй просеки, а по ней до Северной аж до Брест­Литовского проспекта, там наша остановка и там сесть на трамвай, но только номер 14­й, он идет на Подол, на пересадку на 21-й, и 21-м до моста, и по мосту,  и тоже до конца…

АИ -  И   потом еще  тащиться пешком.

БАБУШКА СОНЯ – Хорошо, хоть этаж первый, а не пятый без лифта. А там этот вечный раскардаш, только клопов не хватало! Нет, вмешиваться не буду сразу готовить, рассиживаться нет времени, впереди обратная дорога, и ребенок скоро со школы, будет свеженькое, успеется как раз к его приходу.

АИ (заглядывает в кошелку) -  В авоське может быть все что угодно, а в кошелке Соня везёт баночки,  переложенные газетами, чтобы не побить, не дай бог.

БАБУШКА СОНЯ - Потрошки только вчера распотрошенной  курочки,

АИ - маленькие такие яичечки, которые потом плавают в тарелке как планеты,

БАБУШКА СОНЯ – И белое мясо, только ребенку! Яшины маслины — что они в них находят?! И базарный творожок, и замаринованная Яшей селедочка...

АИ - Два раза на одной неделе и три на другой, когда мама на второй смене.

САША -  Прием у нее с двух часов, но выбегает она до двенадцати. Куда, зачем?

МАМА – (у зеркала)  Ну, я побежала…

БАБУШКА СОНЯ - Куда? Зачем? Местком — да, и день донора, и даже женсовет, черт с ним, языки чесать, а это что?! Общество трезвости!!! Председатель… Кого ты выгораживаешь, кого, Марика? Сколько раз он клялся, ханурик паршивый, и что?

МАМА – У Марика -  золотые руки!

БАБУШКА СОНЯ - Золотые руки, ой­ей­ей, а протез как выпадал, так и выпадает. Да техник он не плохой, но так бегать, так стараться... Ради кого?  Посмотри на него, (Соня показывает на САШЕНЬКУ)  посмотри, он же как с креста снятый!

МАМА – Я оставила салат.

БАБУШКА СОНЯ – Салат? Это называется салат?

МАМА – Яйцо с луком, в луке – между прочим – Фитонциды!

БАБУШКА СОНЯ –  Лучок! Фитонциды! Фитонци­ды! А язву вы не хотите?! Перевести ребенка на сухомятку это преступление, такого больного ребенка... Разве ты мать? Иди, беги, нет, чтобы рядом стать, рядом, помочь, чтобы  я не гнала, не торопилась… 

МАМА - А куда тебе торопиться?! Попку кормить?  Или Пупку?

АИ  -   ой, не надо задевать!

БАБУШКА СОНЯ — Куда  - мне -  торопиться?! Попку кормить?! «Попку кормить» — такое сказать… Родная дочь! Да какое ты имеешь право? Ты…ты! 

САША - Целую неделю бабуля не ездила! Я ел яйцо с луком, и если бы не икра, которую мне надо категорически, мама бы не позвонила. И они говорили долго об усиления моего питания.

БАБУШКА СОНЯ -  Как с креста снятый…

МАМА – С таким гемоглобином…

БАБУШКА СОНЯ –  Сердце кровью обливается…

МАМА – Кажется, только птичьего молока…

БАБУШКА СОНЯ – А что Сигалов говорил? Козье…Козье!

МАМА – И мед даю, и орехи…

БАБУШКА СОНЯ – а я говорю, и всегда говорила – вывареный кусочек мяса…

МАМА -  Наследственнось!

 БАБУШКА СОНЯ –  Гены!

МАМА – Иммунитет!

БАБУШКА СОНЯ  – Профессор Сигалов!

САША - и сошлись на том, что икру, ИКРУ, которую маме обещали достать

Все  (хором) Надо брать, брать не считаясь!

МАМА - А деньги?

БАБУШКА СОНЯ - А деньги Яша даст; завтра привезу



Сцена 3 «Яша умеет все»



АИ -  Яша умеет всё: и набойки подбить, и калошки на брюках подрубить, и сплести авоську,

САША – и поставить  банки - синие, аж черные!

АИ  - И выполнение плана, и деньги,

САШЕНЬКА – А как он делает «наполеон»  – толстый высокий двенадцатикоржовый на настоящем домашнем заварном, я сейчас расскажу.

САША И АС – Мы знаем, знаем!

САШЕНЬКА -  А потягуси! Как Яша делает потягуси! Я ложусь…

САША И АЛЕНКСАНДР ИВАНОВИЧ – Хорошо! Хорошо!

САШЕНЬКА  - А как он делает клизму!

САША И АС – Потом, потом!

САШЕНЬКА –  Нивроку! Яша лучше всех на свете делает «нивроку»!

АИ (в зал) – Это не сложно – нужно  трижды лизнуть специальное место на руке, куда капают сметану на базаре и трижды потереть другой рукой, вот так, чтобы тот, за кого делается, был нивроку здоровенький, чтобы все были здоровы и счастливы.

САШЕНЬКА  - и меня Яша научил,

САША - И мне в это верится… И все идут к нему, если нужно помочь, решить, достать или сделать.

САШЕНЬКА. И он все записывает в книжечку, маленьким острым карандашиком. Карандашик серебряный, а книжечка – с золотым обрезом.

АИ – Там все дела и все долги. И потом -  аккуратно вычеркивает. Невычеркнутых нет.



Сцена  4  «Авоську – в одну, кошелку – в другую» 

ДЕДУШКА ЯША — Слава Богу, ты пока еще в состоянии, и пусть моим врагам, а тебе на долгие годы. Но мы не вечные, она должна сама понимать, что тебе уже тяжело, такие концы. Но ты едешь, и она кивает. Я даю, и она берет. Легче всего!

БАБУШКА СОНЯ — И что? Что ты хочешь этим сказать? Хорошо. Я не поеду. И что? Ребенка — на сухомятку? Ты это предлагаешь?!

ДЕДУШКА ЯША — Я считаю, ты должна ей прямо сказать. «Я вам не девочка — мотаться туда-сюда у черта на кулички». Ты должна раз и навсегда!»

АИ — А Соня не отвечала. То есть - авоську в одну, а кошелку в другую, и шла и ехала,  и пересаживалась,  и готовила и кормила, и накормив, возвращалась домой.



Сцена 5 «Бабушка боролась. Тополя»



САША - Яша уходил на работу рано. Яша работал, а бабушка — нет.

САШЕНЬКА - Нет, не так. Яша работал на работе. А бабушка дома.

САША -  Нет! Соня не работала. Соня — боролась, воевала, вела боевые действия!

ДЯ – Арбайт, арбайт!

АИ — Арбайт, арбайт!  - любил повторять Яша, и я представлял повозку, в которой сидят все наши, и Пупка, и Попка, а дедушка, как ослик, тащит это всё по дороге жизни.

САША –  Но Соня от Яши не отставала.  Соня — сражалась. Но не с соседями

БАБУШКА СОНЯ -  «Есть перед кем унижаться!»

АИ - и даже не с Яшиными врагами на работе

БАБУШКА СОНЯ - «Не дождут!», 

АИ - а с целым миром:

(Выходят под марш Болонка, Секретутка,  Папа и Мама,  Рудичка, а бабушка их гоняет и бьет мухобойкой и выбивалкой)

САШЕНЬКА -  с тополями и голубями, 

САША - с тараканами и мухами,

САШЕНЬКА - c пылью и затхлостью, 

САША - с налетом в унитазе,

САШЕНЬКА - с несвежей постелью,    

САША - с молью одежной и пищевой

САШЕНЬКА – с сухомяткой   

БАБУШКА СОНЯ – за здоровье ребенка, за усиленное питание,  за чистоту!

АИ - И солнце, верный союзник бабушки, указывало, что не так, где завелось, и надо мыть, пылесосить, чтобы даже мальки моли не имели ни единого шанса.

САША  - Все выносилось на балкон, вытрушивалось на чью­то голову,

БАБУШКА СОНЯ - «А нечего шляться под балконами!»  

САША  - и висело, набираясь свежего морозного воздуха.

АИ – Наши окна выходили восток и на юг. И солнце в доме было всегда. У нас ему было хорошо и весело - так много хрусталя и полировки было накоплено,

ДЕДУШКА ЯША -  И к тому же - спокойно и тихо.  Над нами никого, только чердак и крыша, никто не скакал на голове. Только голуби. Только голуби и тополя.

АИ – Поначалу они не раздражали. Но годы шли, а тополя растут быстро, как дети, и вот уже пух, аллергия и кашель, а с возрастом, с бессонными по разным причинам ночами, — еще и  голуби - на чердаке и по козырьку балкона — топ­топ, топ­топ, гу­гу, гу­гу.

ДЕДУШКА ЯША - А тополя всё росли, и летом — летом! — в комнатах поселялся сумрак,  ничто не сияло — ни хрусталь, ни богемское стекло. Наконец — и это была уже форменная наглость! —  ветка одного тополя полезла прямо в кухню!  Соня схватила секач и рубила наотмашь, и срубила бы, бросившись на абордаж.  

АИ - Но  Яша  схватил ее,  валившуюся из окна, и втянул, выхватил. Спас.

                                              

Сцена 6 «Красавица»

ДЕДУШКА ЯША - Соня была красавица. Белоснежное точно фарфоровое личико, носик, губки бантиком. А ресницы — длинные­предлинные завивающиеся свои, а глаза — не глазки — очи цыганские с карими в золотых блестках зрачками.

ДЕДУШКА ЯША - А ножка — маленькая, японская, чуть ли не тридцатого размера, как у Золушки в исполнении киноактрисы Янины Жеймо. А фигурка! И вся она была такая — «Ах!». На групповых фото ее всегда ставили вперед и в центр. Так было и в Полтаве, и в Чкалове, и в Кисловодске.

МАМА - Даже когда молоденькая Сонечка превратилась в Софочку, женушку полтавского депутата, Сонюру, супругу директора санатория, а затем и в Софию Михайловну, «министершу», папа звал ее по­прежнему:

ДЯ -  «мамочкой», «солнышком», «золотцем», «рыбкой».

АИ - Давным­давно, еще до войны, Яша поймал Золотую Рыбку и попросил, чтобы она стала бабушкой, то есть чтобы превратилась в красавицу Соню и стала его женой. А та сказала:

СОФОЧКА (стоит рядом с АС, положив руку на плечо) -  Хорошо.

СМ - Но теперь ты будешь исполнять мои желания.

БС - И не три — а все!

АИ  - А Яше только этого и надо. Потому что родиться волшебником — это одно, а стать им — совсем другое. Совсем другое дело. И устроить пусть не сказочную, но вполне приличную жизнь, что всегда было непросто, ой непросто…

СЕКРЕТУТКА - «Золотце», «рыбка»… Теперь все становится понятным.

БОЛОНКА - Депутатша, директорша, министерша. А могла ж буть и КонтрАдмиральша.

РУДИЧКА – А тут – опаньки - и в Яшкину артель инвалидов им. 34 годовщины Красной Армии, в полуподвал,  в серый халат, замазанный краской,

СЕКРЕТУТКА -  Сонька - Золотая Рыбка.  А вы можете представить ее на производстве? 

ДЕДУШКА ЯША - И все же Софа потребовала, и я взял ее к себе. Почему к себе? - А характер?А кто бы ее держал, кроме меня?

АИ – но и Яша вскоре понял, что поспешил…

БАБУШКА СОНЯ — Ну? Кто был на парткоме? (соседи прислушиваются)

ДЕДУШКА ЯША — Шкловер опять поднял вопрос о качестве сеток…. И только Ирэна, председатель месткома…

БАБУШКА СОНЯ — А Таранова?

ДЕДУШКА ЯША — Сидела ниже травы, как воды в рот набрала. А Ирэна одна…

БАБУШКА СОНЯ — Таранова… — вот, кто за этим стоит.

ДЕДУШШКА ЯША — Таранова ничего.

БАБУШКА СОНЯ – «Таранова ничего». Наивный Яша, ой, наивный! 

ДЕДУШКА ЯША — А Ирэна встала за меня грудью. Напомнила им…

БАБУШКА СОНЯ — И ты ей веришь?! «Таранова ничего». Это она настроила, уверяю тебя, она Шкловеру диктовала… Голову даю на отсечение, она!



АИ - Придворные волны интриг накатывали — и докатывались до кухни и — какое там затушить! — только разжигали вулканы коварства и мстительности. Какие планы, маневры, дезы и коалиции! Как горели щечки, ноздри раздувались и груди вздымались от возмущения! Как хороша она была в гневе, безусловно праведном. И Яша, забывая обо всем, смотрел на Сонечку влюбленными глазами.



 Сцена 7  «Сон о Полтаве»



МАМА –  Соня родилась в Полтаве как раз перед Первой мировой.    И все было огромно, все поражало в той жизни и смерти.

АИ –   И как было не поразиться?!

САШЕНЬКА -  Борю, бабушкиного брата, убил жеребчик.

САША (стоит возле бабушки) -  Он подошел к нему сзади, -

САШЕНЬКА - никогда не подходите сзади к жеребенкам!,

САША - а тот его ударил копытом прямо в голову

САШЕНЬКА - и убил.

САША - Вера, бабушкина сестра, умерла от несчастной любви.

САШЕНЬКА - Два бабушкиных брата имели по шесть пальцев на ногах.

САША - Бабушка отрезала своему отцу мужскую гордость.

АИ - Как было не поразиться?

САШЕНЬКА - Однажды ночью бабушка встала с кроватки, прокралась к отцу и, выхватив кинжал, - одним махом отсекла ему ус вместе с наусником!

САША - И он ее не убил только потому, что она была самая младшая в семье и самая любимая. 

САШЕНЬКА  – Огромный! Как Карабас!

САША -  Громадный! Управляющий конюшни у помещицы Жирнячки

САШЕНЬКА –  и понюшни,  - у них даже был один пони!

МАМА – деспот и выкрест…

САША и САШЕНЬКА –  «Выкрест?»

СМ  – Так! Ребенку всего говорить не надо!...А хочешь я расскажу про груши?

САША и САШЕНЬКА – Про ГРУШИ?

АИ – эту историю я знал наизусть, но каждый раз слушал как первый…

СМ –  Однажды, когда я была совсем маленькая, помещица Жирнячка потребовала, чтобы меня привезли на показ.

СОФОЧКА - Меня одели в белоснежное платье с небесными оборками, на голову надели золотую бархатную шапочку. Посадили в карету.

САШЕНЬКА - В большую или маленькую?

 СОФОЧКА - “В громадную”…  Вся улица оборачивалась!  И вот большой, как дворец, дом.  Нас повели по комнатам и привели в залу. А там уже сидит помещица Жирнячка. Я подошла к ней, сделала поклон, и она велела усадить меня на красную бархатную скамеечку...

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - ... и велела подать нам груши.

СОФОЧКА - И мне вынесли на тарелочке грушу с хвостиком.

САШЕНЬКА - “Большую?”



СМ  -“Нее-ет!  Громадную!” –  (АИ подает громадную грушу)  -  Бера! Маринованные! Сейчас таких нет. А вкус! Мед! Цимес!

АИ - История была фантастическая. И не потому, что супергруши или дворец. А потому, что Соню я не мог представить кисейной барышней, делающей “книксен”.

МАМА – Вот у вас есть маленькая расписная колясочка и пони, и вы маленькая девочка, любимое дитя состоятельного еврея, пусть даже выкреста,  и вы вышли из дому в тишайшем городе Полтаве, вышли в небесном платьице и золотой шапочке, сели в колясочку, и что вы делаете дальше?

АИ - Нет, вы, наверное, не стегаете этого пони и не несетесь на шарахающихся мещан и крестьянок, и не кричите на каждом перекрестке “Бей жидов - спасай Россию!”

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - Ох, я была бандитка! 

СОФОЧКА - Меня вся улица боялась. Их всех сразу забирали («О! Она уже вышла!») - Я всех била. Ого! Меня только затронь! – .

АИ - Боязливый и болезненный мальчик, я боготворил мою героическую бабушку за прогулки по чердакам и крышам, и босиком по снегу,

МАМА - за крутой кипяток, который хлебала, как квас, за гонор, за неуступчивость, за отрезанный ус!

АИ  -  А  еще -  за то, что пасхальным утром 1929 года  пятнадцатилетняя Сонечка вышла из дому с папкой для нот и на углу Гоголя и Пушкинской столкнулась с худющим высоким парнем. Карандаши рассыпались... (Софочка сталкивается с Сашей, изображающим Дедушку Яш в юности, замахивается, но не лупит; подхватив папку  Саша идет следом) И через год родился мой дядя, а еще через год - моя мама.



Сцена 8 «Вентилятор»

БАБУШКА СОНЯА где ребенок? Саша! Саша!  (Сашенька  выбегает – он изображает самолет) Где тебя носит? Я просила не ходить по хатам, тем более к Фирке, я с ней на ножах, что ты там не видел?

САШЕНЬКА - Вентилятор… У них новый, сильный.

БАБУШКА СОНЯ - И что же это за вентилятор такой особенный? Большой?

САШЕНЬКА – Не-е  - Громадный! А как он руками машет - выбивает из рук карандаш! И сдувает кораблики в ванной, и даже можно голову сушить и мокрые ботиночки!

БАБУШКА СОНЯ — Хм, машет, говоришь… (гладит внучика по головке и отправляет, Сашенька убегает)

– Зачем, спрашивается, человеку две скороварки или две вафельницы, или две «печь Чудо»? Или два мусорных ведра? Незачем. Это, извините, жадность. Но одно-то необходимо…

БОЛОНКА – «О, голубка моя»… – Гули-гули-гули, цып-цып-цып

БАБУШКА СОНЯ — Геть, геть… Как можно любить голубей?

БОЛОНКА – Воны ж таки лагидни… Гули…

БАБУШКА СОНЯ – Ну да, с моими нервами, эти курлыкурлы, курлыкурлы... с ума можно сойти. Крысы, те хоть глаза не колют, неслышно-невидно.

БОЛОНКА - У нэби, бачте, яка ж краса…

БАБУШКА СОНЯ  – А ГАДЯТ как! Кругом! И на подоконники, и на бельё. Я столько сил затрачиваю, чтобы белоснежное, крахмальное — а ему — раз! — и вся работа насмарку.

СЕКРЕТУТКА – Тоже мне проблема, можно подумать. Замыла чуть, и все ничего.

БАБУШКА СОНЯ – Ничего… Конечно, кому-то плевать (кивает на Болонку) - живет как  берлоге. Посуда жирная, семечками заплевано… Удивляюсь, как женщина может не понимать?!!

РУДИЧКА – Софа Михална, чего вы кипятитесь. У нас во дворе  все женщины чистоплотные!

БАБУШКА СОНЯ – А Фира!

БОЛОНКА - А шо Фира?

БАБУШКА СОНЯ – Вы спрашиваете, что Фира? Еще скажите, что я голубей ее задеваю, или тополей! Живет по колено в грязи  вместе со своими дЕтьми! Посмотрите на эти простыни. Вот куда надо пришить метку — ей на язык.

(Секретутке) - Я бы такие трико постеснялась бы, честное слово.

(РУДИЧКЕ) - А платочки!.. Что там они ими вытирают, не знаете? Я думаю — всё! И язык ее черноротый! Живет с Гришкой не расписанная, а вы с ней целуетесь все!

РУДИЧКА – Я?! Никогда!

БАБУШКА СОНЯ – А кого же Вера (указывает на Секретутку) видела в магазине? А? А!



АИ – Слово вбрасывалось, как шайба, и стороны бросались в бой. А Соня, как рефери, стояла в сторонке, скрестив руки на груди.  

 ДЯ – И наш вентилятор будет не хуже, а лучше, чтобы продуть этот дом на все четыре стороны… Соня любит напомнить о себе. Показать, так сказать, «кто есть кто».

БАБУШКА СОНЯ (невинно) - Но говорить, что «я кого-то задеваю»?!

ДЕДУШКА ЯША- Действительно, кого?



Сцена 9 «На базаре»



АИ –  Звенит, бежит трамвайчик. Окна дребезжат, как руки дрожат. Едут, забираясь в трамвай, старухи. Едут с третьей просеки, с базара.

 БАБУШКА СОНЯ  – Ну, скажите, что там можно взять в девять часов дня? Я к половине восьмого уже вернулась. Все знают, я за ценой не постою, если дело идет о ребенке!

АИ – Потому что с утра можно выбрать. С утра приезжают те, кто садится у себя в самый ранний автобус, чтобы занять на рынке места получше, и все у них получше:  и мясо и сало, и курочку можно взять молоденькую, непотрошеную.

БАБУШКА СОНЯ - Все знают, я за ценой не постою!

Продавец 1   -  Горишок не треба?

Торговка 2  – А ось потрошки, свыженьки…

БС – Я за ценой!

АИ —   А молочном ряду все просятся дать попробовать сметанки, капнуть сметану на руку.

 ТОРГОВКА 3 - «А спробуйте мою, дама?»

АИ — и льет сметану на то самое место, Яшино, волшебное, (БС капают сметану на руку) - на то самое место, Яшино, волшебное  чтобы тот, за кого делается, был нивроку здоровенький, чтобы все были здоровы и счастливы.



Сцена 10 «Пусть хоть раз в неделю поест в школе»



(Бабушка Соня выкладывает из кошелки – базарный творожок, селедочку, из авоськи - какие-то мешочки…)

САША -  А мне Соня всегда привозит орешки.

БАБУШКА СОНЯ – «пять орехов в день ребенку просто необходимо!» —

САША - и колет, как Яша — дверью. А папа не разрешает — дверь может поломаться, — папа сам колет, руками, сожмет два ореха, раз! -  и мне дает лущить.

(появляется Папа в форме, напевает «Все выше и выше  выше…» Кладет  фуражку на стол.)

ПАПА — Ну, что вы создаете проблемы? Пусть хоть раз в неделю поест в школе, как все. Что у вас там? Супчик? Котлетка с пюре?

САШЕНЬКА - И компот.

ПАПА — Ну вот, слышите? И компот! Дайте ему денег!

БАБУШКА СОНЯ — Господи! Этого еще не хватало… Иди уже, еще один на мою голову.

САШЕНЬКА – А мне  на обед денег не дают, обед – 23 коп., а мне дают только 20 коп., на сок и сочник.

БАБУШКА СОНЯ — Причем тут деньги!? Такое сказать, ЭТА – на сухомятку готова, а он на столовку, на комбижир... А цвет этих пюре ты видел, а запах этой баланды?

 — А спички... Где? Вечно куда-то засунут! Сколько раз я говорила купить электро­, такую, как Яша достал, запальнычку, и не имеешь головной боли — тр­р­р и горит!  - Две спички! — Что за дурацкая манера прятать горелые! Ай, аккуратист… А кто прется в сапогах прямо на кухню? И окурки, где ни попадя, и хуже всего — эта привычка класть фуражку на стол!

 — Никогда этого не делай, нельзя шапку на стол — очень дурная примета! Служил бы он на флоте – ему б показали! (чиркает, спичка ломается) Ну? Последняя! – Как я буду готовить?!!!!

(БС выходит к рампе, спичка загорается, Соня облегченно вздыхает)Ну, слава богу!



Сцена 11 «Лавра»



ПАПА – А почему бы вам не ездить на метро, от «Днепра» до «Вокзальной» уже пустили. А через год-два побежит оно через Днепр. И будет быстрее, веселей с пересадкой. 

БАБУШКА СОНЯ Веселей!  А сумки таскать по эскалаторам вверх-вниз. Зачем?! Куда торопиться — еду и еду. В окно поглядываю, а за окном май.

ПАПА – И правда, куда Вам торопиться…

СОФОЧКА – Действительно, куда? Кругом май - чародей, весельчак. Парки, сады! Как в Полтаве, хорошо, красиво!

БАБУШКА СОНЯ – А по мосту Патона трамваи стараются идти еще медленнее.  Умедляют ход. Яшунино слово — «Умедляют…»

СМ –  Конечно, тут вам – и Лавра, и Днепр.. Ой, цвай-пара! И он – хорош и она – люби-меня…  Но я вам скажу: далеко не всякий вагоновожатый умеет идти на самом малом ходу, молодежь норовит рвануть, а для движения по мосту требуется — правильно Яшуня сказал - умедление. Ум сердца.

БС – Ум сердца… Но кто на это способен? Выхожу во двор в новом костюмчике. Все видят – от Проца. И что? Вылупились, гусыни. И ни слова – как воды в рот.

     СМ – А кому нужны их слова?! Мне лично плевать с высокой колокольни. Я же вижу – как смотрят.

СОФОЧКА – А мне нравится, когда говорят, обсуждают. Хочется, чтобы в подробностях: и каков крой – с разрезами, и как стройнит и подчеркивает, как благородно, небесно.  И золотая шляпка к лицу.

СОФИЯ МИХАЙЛОВНА    ну, да, конечно... а еще и похвали, и доставь радость и мне и Лавре, и сама за нас порадуйся?

БАБУШКА СОНЯ  - Но кто на это способен!?

СОФИЯ МИХАЙЛОВНА – Вот именно… С Лаврой, понятно, легче — что можно иметь к Лавре, кроме умиления? —

БАБУШКА СОНЯ   но и здесь, как говорит Яша, «надо что­то иметь за душой...»

АИ - Вот и Днепр, Днипро умедляет воды свои. И текут две реки — по мосту и под ним — умножая красоту и мудрость взаимную, только одна течет на восток, на Воскресенку,  и обратно, по кругу, а другая — с севера на юг, от начала и до конца. Хотя, как говорит Яша?

БАБУШКА СОНЯ «Конец реки — начало моря». Яша умеет сказать...



Сцена 12 «Проц»



САША - Когда мы с Соней едем вдвоем, я всегда сажусь у окна,  — за окном всегда что­то интересное, например — инвалидки, маленькие машинки, без верха,  они пытаются догнать наш трамвай, и видно, как дядька  радуется, что догнал, и машет мне из машины.

САШЕНЬКА – а можно играть в номера; ну, чтобы сумма первых равнялась сумме последних. — 22­13!

САША -  14­41!

САШЕНЬКА - 21­30!

САША - 35-26!

САШЕНЬКА - 01-10!

САША –  А можно  играть -  в Шерлока Холмса… (перебираются к БС и смотрят на зал через лупу)

БАБУШКА СОНЯ - У ребенка, слава богу, занятие, и я тоже могу поглядеть вокруг, присмотреться…

САША -  Я замечаю, что Соня присматривается к дамочке напротив, изучает. — Бабуль, бабуль, а что?

БАБУШКА СОНЯ — (понизив голос) -  Проц… Голову даю на отсечение, его работа. Как он все­таки делает! Какой крой!  Значит, ее муж  занимал пост… когда-то — жакетик-то не новый,

САШЕНЬКА    Бабуль, а кто такой - ПРОЦ?

БАБУШКА СОНЯ  - Ребенку всего говорить не надо… Поперли его, как пить дать поперли, прячет ботики под сиденье, неловко ей в потоптанных, видите ли. Привыкай, в трамвае едешь, не в ЗИМе. И в авоське у нее всякое «ге» из гастронома, отвыкла, значит, от пайков, за пайками с авоськой не ездят. А сама не старая еще, значит — из секретуток, из тех, кто и семью мог разбить, но старые жены, брошенные, так легко не сдаются.  К Секретутке, — к нашей — бывшая жена два года ездила. И кричала под окном. И все проклятия, какие есть, слала на ее голову. А те боялись выйти. Нет, просто так ездила, не за мужем, так, ради удовольствия. А когда бывший умер, он скоро умер, ездить перестала. Такие (зевает) вот дела… Но какой крой, какой силуэт. САША — Сонь, Сонь, - а кто это - Проц?

АИ - Но Соня не слышит, Соня уснула и я догадываюсь, что ей сейчас снится.  

Сон  о Проце

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА (примеряя шляпку) – Нет, ты можешь представить: эта Райка из конфетного – она мне заявляет, что этот кокошник форменный, то,  что она стоит в магазине за прилавком, ей делала Бэба на заказ! Моя Бэба. Ну? Как тебе это нравится? Врет, и глазом не моргнет. Как будто у Бэбы больше дела нет, как якшаться с какими–то торгашами. Я у нее записана на сентябрь. – «Раечка! Как вам идет!» – Ну! Будет с ней Бэбка так цацкаться? Ну, Бэбка… Так лебезить, перед кем, спрашивается… (бросает шляпку в сторону)

ДЕДУШКА ЯША -  Значит, с этой шляпочницей дела не будет.

РУДИЧКА – Она стала портачить!

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА – Она стала портачить, и брать безумные деньги, и вообще я слышала, что Галина Порфирьевна –

СЕКРЕТУТКА  – жена нашего министра  -

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА -  тоже от нее ушла.

ДЯ - Значит, придется подыскивать новую свою модистку, интересоваться, сколько берет, и кто у нее пошивается… это дома Соня - адмирал,  контакты налаживать мне, чтобы уже потом она говорила

СОФИЯ МИХАЙЛОВНА - «моя косметичка», «моя шляпочница»,  «мой мастер»,

ДЯ - И всегда было ясно, о каком из мастеров – о Коле, парикмахере, о сапожнике-армянине, о цековской меховщице Гале или о Проце идет речь.

 АИ - И все же сказать о Проце – «мой мастер»… Нет, ни Соня, и никто так не говорил. Проц! – к которому – «легче в рай попасть, чем к нему» – так говорили – Проц располагался уже в ином мире, мире богемы, где даже слово «министр» пишется с маленькой буквы.

ДЯ - На примерку к Процу – мы  всегда идем вместе.  И ждем, когда мастер освободится, и вот он идет, точно Тарапунька и Штепсель в исполнении Тимошенко и  Березина, небрежно, но бережно неся на левой руке что-то маленькое, переброшенное, которое только еще думает стать демисезонным пальто.

ПРОЦ  – Позвольте?

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - здесь что–то, кажется, узко, а здесь тянет, и тут морщит, и еще вот тут что-то. Мне тесно! Но я же вижу! Что вы молчите?  Мне жмет!

РУДИЧКА (доброжелательно) - Оно полнит.

СЕКРЕТУТКА (переглядываясь с Рудичкой)  - Оно – полнит.

МАМА -  Оно полнит?

СОФОЧКА (в ужасе) - Оно полнит!!!

БС (просыпаясь) – А-ано… полнит…

Вcе – Оно полнит!

 ПРОЦ  – Хагашо. – Позвольте.

АИ -  Ой-йо-йой! То есть было о чем поговорить, и выслушать Яше на обратном пути. Но он, сын и внук портного, отвечал со знанием дела, где уйдет, где уберется и разгладится,

ДЯ – Тише-тише…при твоей фигуре, нивроко, ни скрадывать, ни подчеркивать нужды нет, слава богу. (надевает пальто, Соня все еще недовольна, но Яша накидывает сверху чернобурку)

РУДИЧКА И СЕКРЕТУТКА  (иронически улыбаются).

АИ - И Соня, успокаиваясь, уже идет рядом довольная, и видит себя в обновке на Крещатике.

АИ - Возвращаясь домой от Проца, принимавшего в Пассаже, можно было не выходить на Крещатик.  Но не выйти на Крещатик в новом, элегантно облегающем демисезонном пальто, когда встречные дамы, заглядываясь на видного Яшу издалека, переводили затем взор на нее, и прищуривались, понимая, откуда и шляпка, и пальто, и ботики, и видели, как все это добротно и как сидит, не говоря уже о личике без единой морщинки, –ради этого стоило и переплачивать косметичке за крэм, и менять шляпочниц вслед за Галиной Порфирьевной, и терпеть Проца, к которому легче в рай попасть, чем к нему! (под этот текст все уходят со сцены 029  Полонез)









Действие 2-ое



Сцена 1 «Такая натура» 



СОФОЧКА - Днепр. Днипро. Я мечтала увидеть его, необъятно­ широкого, забраться повыше…  

БАБУШКА СОНЯ - А теперь могу хоть каждый день. С полными туда и с пустыми обратно. Ты хотела и ты получила. А он, Днипро, смотрит на меня.«Дура!» - думает, наверно. – Ой, дура.

СОФОЧКА – А помните Полтаву… Купы зелени. Идешь — как в саду.

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - А Кисловодск. Какой там воздух!

БАБУШКА СОНЯ - И Святошино, нельзя отнять, курортное, дачное,

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА – А выйти некуда. Летом пыль, весной и осенью — грязь. На базар... — (Соня поднимает брови так, что  добавляется третья закорючка.) 

 СОФОЧКА - Квартирка, допустим - да, неплохая,

БАБУШКА СОНЯ  - Но село и есть село. И обмен предлагают никудышний: одну за моих две. Какая наглость! Пусть не в центре, но в городе, чтобы выйти, пройтись. Как в Полтаве, только не первый этаж...

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА (передразнивая) - «Столица. Министерство. Дети поступят в вузы». 

БАБУШКА СОНЯ -  Дети, да. Но кому хуже всех? Как в ссылке. И ребенка не видела б. Золотце мое дорогое! Черта б лысого они возили... 

Софочка и СМ  (голосом Мамы) – Куда тебе торопиться? Попку кормить?

БАБУШКА СОНЯ - «Куда мне торопиться?» Совести нет!  Яша тоже не божьим духом, я приезжаю мертвая, плафоны мутные, хоть не зажигай, ковры, я не знаю, тысячу лет. Он сам себе гладит платочки!?..

АИ - Да, такие дела… Такая натура… И была ей мала и кухня, и двор с соседями, и даже примерочная  у самого Проца… Мала и тесна. И жизнь уже  была не в радость, и хотелось жалеть себя,  тосковать… Но слезы приходили не сразу. Следовало сесть с кошкою у окна. И смотреть, куда смотрит Пупка, будто знает что­то такое о жизни, но молчит, не хочет расстраивать, даже не мяучит…  Но делать из этого вывод, что был будто бы какой­то якобы  Контрадмирал, которого Яша «спустил с лестницы»? Нет, я бы не стал.

  БАБУШКА СОНЯ – Конечно, где мы, а где море?

 СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - И лестницы у нас тогда не было.

СОФОЧКА - Две ступеньки крыльца — это что, лестница?



Сцена 2 «Счастливое число 7»



САША - О нашем 21­м, чешском трамвае — особенно, когда он летит по набережной, папа говорит:  «МИГ­21­й!»  Говорит одобрительно — скоростной истребитель.

Пап,  А МИГ­14, — старичок? Как наш 14 -й трамвай?

ПАПА – Нет,  МИГа­14 не было, была  сначала девятая машина, МИГ­9, а потом сразу МИГ­15… Да, МИГ­15 отличная машина! А твой 14­й трамвай против чешского — считай,  как кукурузник против 21­й машины, против МИГ­21. Да,  интересно получается. Гражданский - против реактивного, боевого…

САШЕНЬКА - А я другой секрет раскрыл. 14 — это семь умножить на два, а 21 — семь умножить на три: два раза в неделю, неделя же — семь дней! И три раза в неделю!

БАБУШКА СОНЯ  (Яше)— А ты говоришь, не ездить. В трамваях записано, нивроку.

ДЕДУШКА ЯША – Тебе кто-то рассказал?

САШЕНЬКА – Я сам догадался!

БАБУШКА СОНЯ— Что значит, хорошее питание!— Нат Пинкертон! Будет и в нашей семье следователь.

ДЕДУШКА ЯША -Э­э… Лучше доктор, как мама: профком­местком, доноры­гоноры — все тридцать три удовольствия.  Доктор Ватсон, ватки тыкать!..

БАБУШКА СОНЯ — Перестань, балабол.  Она свое дело знает.

ДЕДУШКА ЯША – Вот оно как: кто­то там кинул кубики и выпала на одном двойка, на другом - тройка, но главное  - счастливое число семь, хорошее число, спасибо ему, бросавшему. Семь приносит счастье, и во втором поколении, и в третьем, и даст бог, в четвертом.



Сцена 3 «Злата», ч.1



САША - Обычно бабушка поправляет мне шарфик, если это зима, и говорит, чтобы идти не по лужам, если весна или осень, но сейчас май, почти лето, и мы с Яшей надели костюм и костюмчик, очень похожие, коричневые,  и туфли в тон, только у Яши чешские, а у меня зато «Скороход», и все похожее остальное, и галстук и галстучек, только у Яши с булавкой, а у меня — так. И два носовых платка — выстиранных и выглаженных, вручаемых Яше.

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА — Цвай­пара! Ой! Я же забыла компот! 

ДЕДУШКА ЯША -  На третий день компот из сухофруктов это что­то с чем­то, даже без Златиных коржиков

СОФОЧКА – Ой! А коржики!

ДЕДУШКА ЯША - Компот, между прочим, Соня тоже делает по Златиному рецепту, где главное правильно выбрать груши­сушку,

МАМА - обязательно цельные,

РУДИЧКА - и чернослив - только венгерка,

МАМА - и большой сахарный изюм,

РУДИЧКА - и яблоки незамученные, лучше всего антоновку,

СЕКРЕТУТКА - и добавить лимонную цедру или сок,

БОЛОНКА – и справжний мед.

ДЕДУШКА ЯША - Да разве только компот? А холодное из петуха, а коржи с маком, а снежки? Кто научил?

Хором. – ЗЛАТА!

МАМА - А подсинивать белые рубашки, а вывешивать подушки на балконе в мороз?

ПАПА – а борщ, а гречку,

ДЕДУШКА ЯША  - а бурлящее жаркое в горшочках, а налистники,

 САШЕНЬКА - а сливочное масло на носик клизмы для ребенка…

САША -  Я прислушивался к кухонному хору, к голосам, перемежаемым лязгом, шипеньем и бульканьем, и мне казалось к бабушкиному и маминому прибавляется не только Пупкино мяуканье, но и еще чей­то голосок: бабушкиной мамы, маминой бабушки.

АИ – Но этот голосок более полувека оставался для меня безымянным.  

 Отца Соня вспоминала охотно. Красавец! Усач!  Выкрест. А вот о маме говорить не хотела, имени не называла. Злату я не застал. Хотя утверждать, что мы разминулись, я тоже не могу. Ее не стало в мае, а я родился в октябре. И я чувствовал, как она заносила котлетки, свеженькие, моей Маме, внучечке. Заносила, кормила, осторожно трогала живот. 

Сцена 4  «Злата» ч.2

     

АИ - О том, что у бабушки была мама, я как­то не думал. Даже когда стало ясно, что настоящая Сонина фамилия не Алексеева, а Гринберг, и отчество не Михайловна, а Моисеевна, я все равно называл бабушку - Соня, а не Сура, потому что это ее раздражало до самых последних дней.

САША - И был 1966, мы приехали в Кисловодск, и бабушку на вокзале узнал какой­то дядька:

Человек на вокзале — Сура! Гринберг!

БАБУШКА СОНЯ - Что вы? Я знать его не знаю, нечего приставать к незнакомым людям! 

Человек на вокзале — Как же, мы же… вы у нас пошивали костюмчик, помните, электрик?

АИ - И был 1957­й, когда из военной академии, где учился мой отец, вычистили всех с фамилиями на «­цкий».  Ветвицкий, Семидоцкий, Хруцкий...

ПАПА - Ветвицкий, Семидоцкий, Хруцкий, Шеморский… Вычистили за «подозрение в скрытом еврействе».  И за мной ходил особист Максимов и все приставал, приставал:

Максимов  — Признайся, Иван, ведь ты женат на еврейке!

ПАПА — Нет… На русской. - Я боялся, что он потребует документ, свидетельство о рождении. Хотя там уже было записано, что мать — Софья Михайловна — русская, но папа­то, Яков Исакович - еврей. А я в анкете написал — ИсаЕвич, а не Исакович, и тоже — русский. Это был прямой подлог, отчислением бы не обошлись,

Максимов  - скрыл, от органов, зачем, с какой целью?

ДЕДУШКА ЯША - Что ж говорить о 1955­м, о ранней весне с неизвестной еще никому оттепелью, когда Злата вышла во двор и сказала: 

- Ой, кого вы слушаете, какая она Алексеева, она — Гринберг, как и я.

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - Я узнала об этом сразу, от соседки, в лицах. И о том, как донесли до Тарановой. И та прищурилась.

ДЕДУШКА ЯША - Даже если  Тарановы временно не «стучали» — был в доме такой слух, — где гарантия, что завтра не напишут? И не начнут копать, не достанут из полтавского архива документы на Гринберг, по отцу — Моисеевну и по имени — Сура? 

БАБУШКА СОНЯ - И дальше… Что?

ДЯ – Может, уехать….

СОНИ – Куда?!

СЦЕНА 5 «Злата», ч.3



МАМА –  Скандал был страшный. С криками на весь дом,  на всю улицу! Соня забывалась, и фанерная перегородка, отделявшая кухню от спальни, дрожала и вибрировала, и вдруг, опомнившись, переходила она на шепот, волнами, будто кто­то вращал ручку «громкости» то вправо, то влево.  И казалось, все, откричала, а старческий голосок снова:

 -  «Что я такого сказала?»  

БАБУШКА СОНЯ - Что? Она еще спраш…! Ты ж меня в гроб! В могилу! Ты всех нас!

МАМА - И в доме прислушивались, ожидая новой волны криков и проклятий.

САША -  Мама была беременна мной. И мне кажется, и я слышал эти крики и дрожь. Мы лежали, прислушиваясь, валы валили, Соня металась — и вдруг там что­то упало — и я задохнулся от страха, но там зарыдали в голос, заплакали, а мама даже слезы не проронила, ей на сохранении волноваться нельзя.

АИ - Через месяц после скандала  Златы Гринберг не стало. Ее хоронили отсюда, и положили, как положено, с табличкой от безутешных детей и внуков, Но ни моя мама, ни мамин брат, златыны внуки,  в похоронах участия не принимали,

МАМА – Мы не помнили и не знали, ни где лежит…  и ни разу не ходили туда,

БАБУШКА СОНЯ - Потому что я запретила, запретила категорически!

ДЕДУШКА ЯША  -  И все, все подчинились..

Сцена 6 «Злата», ч.4

ДЯ — Сегодня — тринадцатое.

БАБУШКА СОНЯ – И что?

ДЯ — Десять лет как Злата ушла… Поедешь?  Давно не были…

БАБУШКА СОНЯ — Ты представляешь, она мне кричала: «Не надо было задевать». Нет, ты слышишь?! Я задеваю. Кого? Как будто здесь не знают, кто она и что она?! И что я сказала? «Кот в сапогах». Большое дело. Я же не сказала торговка или сука паршивая, или полицайская сука? «Котигорошко»! Что ж тут такого? «Котигорошко»! Если у нее каблуки длиннее, чем ноги. И все, что она не наденет, как на покойнике. Что я  - кому­то открыла Америку? Или я должна лебезить? Перед кем? Жена управдома. Агицин паровоз! Я наживаю врагов! Такое сказать!  – Что ты киваешь? Я виновата, что Таранов писал?

Дедушка ЯША – Ну при чем здесь ты…

БАБУШКА СОНЯ – Я знаю, вы все – и ты,  - что я виновата, что мы здесь из-за меня… «Я задеваю!..» Но кому хуже всех… Не поеду! - поеду к нему, золотце мое дорогое, один ты у меня, бедный мой, один…

АИ - Теперь я знаю точно: те, кого уже нет с нами, продолжают свое пребывание здесь, в доме, потому что скучают: им хочется посмотреть на внуков и правнуков. Ну что ж, что не поминали. Такая была жизнь...  А Златыну могилку я все­таки нашел. Люди помогли, поняли, наверное, что я должен, обязан найти… Все вокруг заросло. Плита покосилась, корни каких­то деревьев выжали, приподняли ее, и мраморная табличка в центре плиты дала трещину, угол откололся как раз там, где была надпись «от безутешных детей - трещина - и  внуков». Могилку мы облагородили, плиту поправили. И табличку склеили так, что трещина практически исчезла.



Сцена 7 «Я всё слышала…»



БАБУШКА СОНЯ -  Ехать на самом деле не тяжело. Села и едешь. Важно ничего не забыть. Утюг, газ, упаси бог. Ключи. Дверь закрыть во вторую комнату, чтобы Пупка не забралась, а то я имела неприятности: вышла на минутку —  вернулась, а она уже на шкафу рядом с клеткой и так лапой, лапой!

САША  - В дождь, особенно когда моросит, Соня, прижав к себе кошелку, засыпает, и я смотрю в окно просто так, безо всякого смысла. И я тоже засыпал и просыпался, не понимая: что я? где я? Мы с Соней смотрели осоловело, залитое дождем стекло искажало, и, наконец,, понимали, что до пересадки еще далеко, что мы не проехали,

БАБУШКА СОНЯ - Хотя как это — конечную — проехать? Все хорошо, кошелка, ребенок... Едем... 

АИ - Именно в дождь, в промозглое нездоровое время, Яша чаще всего звонил маме, выговаривал, стыдил.  Каждый раз повторяя одно и то же,  одно и то же…

ДЕДУШКА ЯША – как ты можешь?  где твои обещания, а если пурга, гололед, ни приведи господи, если она упадет,  у тебя есть совесть, в конце-то концов…

МАМА - да, понимаю…нет, в гололед, ни в коем случае…обещаю, да,  обязательно что-­то придумаю, завтра же займусь, договорюсь насчет замены, к Новому году обещаю, понимаю...

ПАПА- Не понимаю, чего ты это терпишь? Ты что, не можешь поменять на первую смену?

МАМА — Могу, хоть завтра, и что? Куда она денется? На другую работу она не пойдет, а к Яше уже некуда, ее уже везде узнали — министершу. А куда новое что­-то надеть? Шляпку, костюмчик. Не во двор же, не на базар.  Хорошо, она будет сидеть дома, раз уберет, два уберет, а дальше? С Рудичкой лясы точить или во дворе на лавочке с Болонкой и Секретуткой? Слава богу, она  терпеть этого не может, так она его будет грызть, Яшу, а у него - третий инфаркт, а она все равно будет грызть, не взирая, она иначе не может, и он это понимает, и я это понимаю, и Соня — все это понимают… Яша, наверное, и звонит в ее присутствии…  Это у нас игра такая, семейная ... 

ПАПА – Конечно, всю жизнь на расстрельной должности… Вот откуда его инфаркты… Я понимаю, - это твоя мать, но ведь она - Старуха – типичная старуха из сказки о золотой рыбке. Владычица! А старика на конюшню. Странно, что она его не бросила тогда, в 1953, бывшая министерша…

МАМА – А вот не бросила! Что ты знаешь? Балабол! Сидел себе в своем полку – а я все слышала –  это был январь, 53-го - Яша узнал о высылке, о том, что уже готовят вагоны для нас, теплушки, как раньше – для татар – и всех туда,  в Сибирь, - я приложила чашку к стене и все слышала: Яша предложил  маме развестись, чтобы спасти семью, а она отрезала: – Не дождут!

МАМА -  Не дождут, - кричала она шепотом, про себя -  и всем Генералиссимусам вместе взятым, и бывшим и нынешним, принимая все, что суждено, и на себя и на нас, но Яша нашел другой выход – и министерша спустилась в полуподвал, в цех наката на кульки,  в бригаду с 15 полудурками, -  все приняла ради него, -  и обмен к черту на кулички, и два трамвая из конца в конец – ради Яшуни, ради любви и верности. - Молчи, балабол. Она свое дело знает.   



Сцена 8 Перебирая гречку



(На сцене    СМ и СОФОЧКА  с пяльцами,   БС  и САША  за кухонным  столом).

 АИ - Однажды я  увидел, как девочки обсуждали вышивание. Старшая из них, хорошенькая и уже понимающая это,  проводила то одним, то другим, — средним и безымянным - по шелковым нитям вышивания, будто трогала  мускулистое плечо или загорелую мужскую грудь, и вслушиваясь в робкую девичью нежность, вспомнил и я это волнистое движение пальчиком, но без жеманных изгибов, а простое, житейское, наполненное скорее не чувством,  а размышлением.

САША - Так Соня перебирала гречку.

АИ - Надо сказать, что некоторые старушки исполняют сие занятие быстро, и руки их дрожат,  как паркинсоновые. Соня же не торопилась,  и от меня требовала качества, а не суеты, и в эти часы была особенно расположена к беседе, к рассказам о своей жизни, о молодости.

САША - А начиналось так. Часу этак в четвертом доставала она из буфета  банку с притертой крышкой и высыпала на чистый кухонный стол - он всегда был у нас чистый - горкою гречку. И рассеивала крупу по столу и, углядев инородное тело, накрывала его своим пухлым пальчиком и выводила в сторону.

АИ - Занятие это, на первый взгляд, простое, имело определенные методологические тонкости. 

БАБУШКА СОНЯ –  если какие-то камни, бочонки, неизвестные зерна – не дай бог! А мышиные какашки? Прочь!

САША – а вот нелущеная или дробленая вызывали дискуссии - оставлять или выбрасывать.  Что же тут подозрительного.  Оно хорошее!

БАБУШКА СОНЯ (надевая окуляр) – это же камень, вот!

САША – сама ты камень, это гречка! Слипандя! Смотри!

(АИ передает через Сашу лупу, бабушка смотрит, соглашается)

БАБУШКА СОНЯ – Ну хорошо, допустим в этот раз…

АИ - и отводит спасённую крупинку к перебранной кучке.

САША - Конечно, временами я шалил и грозился смешать очищенное и мусор…

БАБУШКА СОНЯ – Ты, что!  С ума сошел? В жизни тебя не допущу, если ты посмеешь!!

САША - Но чаще всего мы сидели рядышком мирно, бабуля успевала следить за мной и поглядывать на улицу, поджидая Яшуню, и вспоминать  детство  и  молодость, довоенную и послевоенную жизни,

СОФОЧКА -  и братика Борю, которого убил жеребчик,

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА - и новую 4-х комнатную квартиру в депутатском доме в Полтаве:  в июне 41-го нам завезли мебель красного дерева и зеркало вертящееся,  (ох, это была сказка!),

Б СОНЯ - и голод, эвакуацию в Мордовию, и жирную мордовку, черную, давившую вшей и нарезавшую золотой от отрубей хлеб одним и тем же ножом вот она вшей и тут же - хлеб!

СМ – и Яшину расстрельную должность на Чкаловском патронном заводе, за невыполнение плана – расстрел,

АИ - и сытый Кисловодск в 47-ом, голодном году…

СОФЬЯ МИХАЙЛОВНА – Яшу назначили директором санатория, и детям под кашу наш повар тайком подкладывал масло, а это несчастье (твоя мама!) еще фыркало!

АИ - и переезд в Киев, министерство, служебную машину, и много, много всего...

САША - Однажды мама,  как всегда торопясь неизвестно куда, влезла со своими вопросами:

МАМА - А зачем перебирать ее, мы же варим, кипятим?”

АИ  -  Ой, не надо задевать…

БАБУШКА СОНЯ – Что? Чтобы я своими руками дала ребенку яд?! А если попадется какая-то гадость, зараза, ядовитое зерно или что-то?!

АИ -  это таинственное “что-то” казалось решающим аргументом в пользу совершаемого деяния… Но суть была в другом. В привычке вспоминать. И в особом статусе перебирания гречки - не работы и не отдыха, а чего-то третьего, среднего, - занятия,  сродни вязанию или вышиванию, а еще ранее прядению или расчесыванию льна, когда ручки сами по себе, а думы далеко, и хочется петь и рассказывать, сказки говорить.



Сцена 9 «Купание»



САШЕНЬКА - Если меня привезут в субботу,  меня обязательно будут купать, и если в воскресенье – тоже, и если в будний день – все равно!

БАБУШКА СОНЯ - кто же допустит с такими ногами на чистые простыни, А шея, матерь божья – это же цыпки! А ногти, - ты хочешь, чтобы у тебя были бородавки, не дай бог, или панариции? Или ты хочешь, чтобы у тебя завелись вши? А?

САШЕНЬКА – Не хочу! 

БАБУШКА СОНЯ – Ага, не хочешь! Хорошо!

САШЕНЬКА – Я хочу гулять, хочу на улицу. 

БАБУШКА СОНЯ – Какая улица?!! Куда «гулять»?? Я иду зажигать колонку!

БОЛОНКА - Колонко, колонко,

РУДИЧКА – Купаем ребенка,

СЕКРЕТУТКА – Ребенок некупанный – рай!

Для всякой заразы,

Глистов и проказы.

Скорее, скорей зажигай! (два раза)



САША.  У нас колонка была. Обычно она  тихо тлела, а то вдруг пыхала и гудела мощным открытым огнем.

АИ –  Из достоверных источников было известно, что они взрываются. Где были взрывы, понятно, умалчивалось, но «о взрывах колонок знал каждый ребенок», и, в конце концов, в них поверили и взрослые.

РУДИЧКА -   Я  боялась ее зажигать, честное слово! Мне Фира зажигала.

БОЛОНКА – А в нас тяги нэ було. И собако одного разу  отако.. (все внюхиваются)

СЕКРЕТУТКА – Утечка! Это очень опасно!

РУДИЧКА – Что это за запах? Вы слышите? Я своими…

СЕКРЕТУТКА – Это ГАЗ!Га-а-аз!

БОЛОНКА – Собаци злэ…  Нэ чуетэ? Га-аз! Гаааз!  -  “З-з-з”(звонят в дверь)

АИ - КИЕВГАЗ - “Киевгаз!”  -

САША - прямиком на кухню проходил сутулый хмурый человек с маленьким чемоданчиком.  Он моментально зажигал спичку, подносил к конфоркам и, манипулируя ею, воспламенял их - четыре - одной, единственной!.. А однажды, когда спичка догорела до подушечек пальцев, - перехватил ее, обгоревшую, за головку, и спичка сгорела совсем, вконец, и это было классно!

АИ -  И Соня  его одобряла и рубль незаметно газовику давала,

БАБУШКА СОНЯ - Как-никак, а имеет живую копейку!

КИЕВГАЗ   - “Тяга нормальная” – Можно зажигать!



БОЛОНКА

БС - А чистый ребенок

БОЛОНКА – Тым паче – болонок

Для вирусов форменный ад!

Румяный, красивый! Почти не сопливый! Ну кто же такому не рад?! (все вместе, БС дирижер)

АИ - Квадратный огонь газовой колонки поражал организованностью и армейским порядком. В ванную с шумом лилась вода, кипяток. Соня бесстрашно окунала туда руку и увеличивала напор холодной. Немного погодя она проверяла еще раз, перемешивала воду рукой и накрепко закрывала краны.

САША - и в этой тишине медленно, ухватясь за бабушкину руку, опускал я сначала одну ножку в горячую до невозможности воду и зябнул остальным телом и покрывался гусиной кожей.Так постепенно я садился и уже сидел, разогретый, и начиналось купание. И лежание в пене - мягкой и попадающей в глаза; и обливание чистого до розовой невесомости тела; и вытирание махровым полотенцем до красноты; и наконец, обертывание с головой и перенесение в спальню, в белую пахнущую чистотой постель, и там уже – расчесывание,

САШЕНЬКА - и потягу-у-уси…

АИ - И сказка.

Сцена10    «7рублей»

 (На сцене появляется плачущая Бабушка  Соня)

САША  — Что, что случилось? (Соня всхлипывает, отмахивается от меня платком)

АИ - Слезы, крупные, я таких никогда не видел, выкатываются из глаз и текут по щекам, размывая пудру. И шляпка ее лежит на столе. Очень плохая примета…

САША - Что же могло произойти? Попугайчик улетел или Пупка пропала, но она же вернется, пройдет три дня, так уже бывало, а попугайчик, конечно, вряд ли…

БАБУШКА СОНЯ – И-и-и  (плачет)  

САША – Что? Утюг? Газ? Ключи? Пупка съела Попку?! Или… что?

БАБУШКА СОНЯ — Дура! Боже, какая же я дура, идиотка! — Семь рублей… Семь...

САША — У тебя украли?  Семь рублей — большие деньги. Ты потеряла?

БАБУШКА СОНЯ -  Еще не хватало… Я нашла к-­кошелек, на базаре. И пошла, идиотка, пошла, отдала его … в милицию… Они же себе заберут. Как пить дать! Семь рублей.Они смотрели на меня, как на дуру… Идиотка…

 АИ (на зал) Мог ли я тогда понять накопившуюся тоску и усталость, и ссылку в глушь, и ноги и возраст, «и вот новая морщинка, и вот - надо срочно к Доре», и может быть что-то еще, о чем даже Яшуне не расскажешь…

БАБУШКА СОНЯ (Вытирает слезы. Вздыхает. Что ж, ничего не изменишь, ребенка надо кормить…) — Смотри, что тебе Яша передал… маслинки, твои любимые…

Сцена 11 «Бог»

САШЕНЬКА - Дождь я тоже люблю наибольше всего. Особенно когда молнии и бабахает. Я сижу у окна и смотрю. А молнии сверкают.

САША - И становится темно и страшно. Яша никогда не  включает свет, если гроза. И на балкон меня не пускает. Потому что электричество притягивает молнии.

САШЕНЬКА - А Соня – всегда! Соня выходит и дышит!

САША - Однажды мы попали в такой дождь  в трамвае. В такой сумасшедший ливень, что вагоновожатая отказалась ехать дальше. «Окна заливает, ничего не вижу».

САШЕНЬКА – Бабушка! А если молния ударит в трамвай?

БС - Мы сами электричество, нам молнии не страшны!  

САША – Вера, секретутка, ходила в церковь. Каждое воскресенье, с утра, надевала белый платочек и уходила.

БАБУШКА СОНЯ — Молиться ходит, а толку?

САШЕНЬКА – А как это - «молиться»?

БАБУШКА СОНЯ - Бога просит…  Сама споила, а теперь бегает. Так он ей и поможет!

САША – (на зал) - Бог? Кто его знает… Где­то там, в глубине, мелькает Золотая рыбка. А Поля говорит: — На небе живет… Но бегать куда­то, просить кого­то?!

 БАБУШКА СОНЯ - Хорошо, покажите мне его! Не можете?  Не можете… Прячется от людей… Конечно, такое допустить! Я не хочу никого задевать , но скажите – за что? Я понимаю, война. А Борю за что? Конь убивает человека. Не волк, не лев, а лошадь. Нет, хуже — лошонок­жеребенок  убивает  ребенка. Где такое видано? А?!  За какие грехи? Что он видел в двенадцать лет?! Молчишь?!

АИ - Нет, Соня по церквям не ходила.  И хотя мне, уходящему на экзамен, вдогонку шептала «Шма Исроэл…», на мое любопытство отмахивалась: «А­а, это по­цыгански». И Яша никогда Его не поминал, не божился, вместо молитвы лизнет руку, сделает «нивроку».  Нет, и Яша, ответработник и партиец, церквей  не посещал, более того — обходил.

БАБУШКА СОНЯ -  какая церковь, вы что, за это   минимум строгач по партийной линии, это минимум, а то, невзирая на ордена, — положишь билет и под зад коленом…

САША - «Бога нет — раз ракета полетела».

АИ - Но два раза в год…

БАБУШКА СОНЯ — Что ты творишь?!  Ты думаешь, поднял воротник и тебя не узнают?! Ты думаешь, бирюльки тебя спасут?! Ты забыл, кто ты такой?!. За одно это слово – СИ-НА-ГО-ГА - тебя сразу ненавидят больше. «Он должен…» А дети? Какое продвижение? Какая будущность? Посмотри на ребенка — такой больной. И ты хочешь оставить его без куска хлеба?

 ЯША - Соня, я должен. Ты ж понимаешь, я должен. Хотя бы два раза в год. Ты ж понимаешь.

АИ - Разговор на этом заканчивался. Яша поднимал воротник и уходил, ездил, как выяснилось теперь, на Подол, в синагогу. Два раза в год. Одним трамваем, 14-м. И Соня ждала его, выглядывая в окно. И не ругалась, не спрашивала ни о чем, когда он возвращался. Я не помню, садились ли старики пить чай, говорили или молчали, ложились ли спать раньше. Помню тишину.

Сцена 12  «Трамваи 14 и 21»



ДЕДУШКА  ЯША - Старый этот маршрут, 14­й. И рельсы на трухлявых шпалах изъезженные, кривоватые. И остановки, где ни скамеечки, ни козырька. Сам трамвай с допотопной дугой, напоминающей спинку венского стула, с плоским туповатым лицом и икающей нижней челюстью, с дребезжащими окнами и потресканной краской, положенной слой за слоем. И потертой сумкой пожилой билетерши, и такой же не в меру напудренной вагоновожатой. И идет он медленно, не как чешский. И если вдруг решает разогнаться, то подпрыгивает, дрожит и скрипит. И одышка его слышна во вздохах пассажиров: мол, зачем так гнать? Зачем?!

     ПАПА  - Совсем другое дело — 21­й, чешский, обтекаемый. Двойной! А  будет и тройной — три вагона! Такой он мощный. И люди в нем едут другие, молодые, и старухи не такие грустные и унылые, а румяные, ярко накрашенные и боевые. А когда он летит по набережной — справа схилы, слева Днепр, — несется, обгоняя грузовики и даже некоторые такси, — и всем весело: вот она птица­тройка,  да­да, та самая, что не только долетит до середины Днепра, а и дальше  - по мосту к нам, туда,  где чернеют бесконечные леса Левобережья.

ДЕДУШКА ЯША - 14­й трамвай старый, а 21­й — новый. Потому что Святошино — район старый, а Воскресенка — новый.

БАБУШКА СОНЯ - Потому что мы старые, а вы молодые.



Сцена 13 «Каникулы»

САШЕНЬКА - Скоро мои мучения кончатся. Каникулы! Летние, самые большие!

САША -  Лето всегда праздник. Вот почему Святошино так назвали!

САШЕНЬКА  - Я не буду ждать конца четверти.  Уже скоро! Я уже собрал книжки. Коробка с монетами, меняться. Ножик. Компас надену на руку, мотоциклетные очки.

МАМА — Зачем они тебе, возьми вот эти, от солнца…

САШЕНЬКА - Модель планера… не влазит никуда, только в руках…

МАМА — Ну хорошо, а мяч?! Что там - ни у кого мяча нет?

САШЕНЬКА— Такого нет. У меня литой, вечный. Если камера лопнет, я вынесу свой. Значит… мяч в авоське  в одну руку, а модель — в другую.

МАМА - А клетку, новую клетку для Попки!

САША - с мелкими решетками, чтобы Пупка не могла лапу просунуть, а то мы уже имели приключение…

САШЕНЬКА — А кеды?!

МАМА — Куда их брать? Выбросить пора.

САШЕНЬКА — Ага, а пока новые купят, в чем бегать?

МАМА — Хорошо, купите новые.

САШЕНЬКА    Нет, надо взять!

МАМА — Куда уже — некуда!

САШЕНЬКА — Можно в клетку засунуть…

МАМА – Ой, господи… Вещей много. По­едем в воскресенье втроем, с папой.

САШЕНЬКА  - А если у него дежурство? Или я вдруг заболею…

БАБУШКА СОНЯ — Чего ждать воскресенья. Покушаешь, и поедем. Возьмем самое минимум. А они привезут. Ну?

САШЕНЬКА – Урааа!

САША – 21­й идет медленно, а на мосту еще тише, но это ничего. Главное, что мы едем— едем сегодня. Все хорошо, мяч, модель, бабушка… Едем!

АИ – И Днепр, Днипро катит воды свои веселее, быстрее... Я прочел в одной книжке, что все  реки загробного мира: Стикс, Коцит, Ахеронт, Лета, - все включают букву «т», тупик, конечную остановку. Нет, наш Днипро совсем иной, нет у него ни конца ни начала, Тогда, на мосту, обращаясь к бабушке, говорил он совсем о другом: пусть две трети пути пройдено, но ведь еще целая огромная треть, и на обратном пути спокойнее и легче, сумки пустые, ребенок накормлен, и Яше есть о чем рассказать…

САША - Все хорошо. Соня везет меня, как такового. Яша еще не знает. Я — сюрприз. Представляю, как он увидит меня во дворе, остановится, и, расставив в стороны руки с авоськой и портфелем, будет ждать, пока я прибегу, на секундочку. Футбол же! Не люблю я этих целований!

САШЕНЬКА - Пусти!..

АИ -  Яша был добрым человеком. На моей памяти он ни разу не прикрикнул или, упаси бог, наказал меня. - А что дедушка принес? – говорил он обычно, когда я хныкал или ревел, и  добавлял: – Тише, тише, - и плакать уже не хотелось. Помню его шершавые, пахнущие одеколоном подбородок и щеки, когда он целовал меня, “кошечку”, и мы оба жмурились от удовольствия. Но годы шли, а дети растут быстро, как тополя, и я уже стыдился этих нежностей, вырывался…И Яша отпускал… Кто думал тогда, что каких-то двадцать лет -  и Яша отпустит меня навсегда… Когда все, наконец, наладится.

ЯША -  Мы перебрались на Гоголевскую, в центр, как Софа хотела. Комната 18 с половиной метров, кухня – 8 и 5, лифт, балкон, солнечная сторона. Последний этаж – чтобы никто не скакал на голове. Все как Софа хотела. Жаловаться грех.

АИ – Да, все наладилось. И Яшина артель стала фабрикой, а Яша начальником, главным инженером и парторгом.

БАБУШКА СОНЯ -  Да, жаловаться грех. Есть и куда выйти, и в чем: Яша привез из Венгрии такой отрез на демисезонное, цвета морской волны.  Что вы! У Проца, конечно…

ЯША - И дети, слава богу. Внук – кандидат наук! Правнуку, нивроко, уже годик. Шустрый, догнать не могу. А здоровье... Гречку в диабетическом получаем регулярно…  А вот «змеек» нет. Нигде. Гусеницы для танков – пожалуйста, сколько хотите. А «змейки» для кошельков и косметичек – вдруг исчезли. Третий квартал под угрозой. Нет, по объему я перекрою, за счет кульков. А по номенклатуре? Что? Почему перебои? Эвакуация, не дай бог? Или они сахарные? У Лёвы, – вы знаете Лёву, с «концентратного», – все леденцы скупили. Может, из «змеек» тоже научились гнать? Что они себе думают… «Змейки» – проблема. В Киеве – нет. Ни один завод не делает. Разве можно надеяться на фонды?!

БАБУШКА СОНЯ  - До конца квартала оставалось четыре дня, цех практически стал, план по кошелькам и косметичкам горит, итоги соцсоревнования, грамота министра, переходящее знамя – всё под угрозой. И Яша взял два чемодана – один в другой – и поехал в Москву, выбивать фонды. И через день вернулся, привез.

ЯША – Ты представляешь, он мне говорит: – Четыреста, и закрываем все по накладной. Нет, ты можешь представить?! Я захожу с Киевским тортом, как человек к человеку. А он с порога: – Четыреста! – Видит торт – Четыреста! – За что?! За мои же «змейки»?

БАБУШКА СОНЯ – Тише-тише! Что ты так волнуешься. Мало сволочей?

ЯША – Нет, но какая наглость! Какая наглость! Из-за таких весь народ ненавидят.

БАБУШКА СОНЯ – Яшуня, ладно, хай оно горит. Успокойся.

ЯША – Я ему дал: – Жалко, говорю, хотел Вас угостить, а придется нести прокурору.

БАБУШКА СОНЯ – Так и сказал? И что он?

ЯША – А что он может, деляга паршивый?! Он сразу понял, кто я и что я! Черкнул.– Выдайте.

БАБУШКА СОНЯ – А машина? Грузчики? Тебе же категорически! .

АИ –  Яша молчит…А что скажешь? Конечно, - и натягался, и нервы потрепал… Квартал закрыли с плюсом. На 100 и 2 десятых процента. Но грамоту Яша не получил. Через неделю после приезда в цехе наката ему стало плохо. «Скорая» привезла в кардиологию на Рейтарскую. Лифт не работал. Он поднялся на четвертый этаж, сел в кресло и закрыл глаза. «Что вы хотите, – сказал врач, – в его возрасте четвёртый инфаркт…»

Сцена 14 Эпилог

БАБУШКА СОНЯ

Хорошо жила я. Вот и пожилая...

Комната большая Стала нежилою...

Шторы достираю… А полы помою

завтра, или в среду?

Выйду до обеда, Постою с Полиной.

Как она малину варит и жаркое

делает свиное у нее узнаю...

А глаза закрою –  Вижу— молодая...  

АИ – Соня пережила Яшу на три года: год – прожила сама, еще год, когда мы съехались и снова стали жить вместе, и год – прикованная к постели, с тяжелым психическим расстройством. Однажды я застал ее с альбомом фотографий и маникюрными ножничками в руках. Вокруг обрезки, куски фотографий. Она вырезала себя  и уже изрезала половину…  – Что ты делаешь! Зачем! …

БС -  Молчи, это мое дело… Кому я нужна такая…  Вот эту оставлю… А это? Смотреть страшно! Вурдалак! Вий! Честное слово… Какой-то кощей опухший! Миллер без грима! –

АИ – Соня, не надо!

БАБУШКА СОНЯ  - Геть! Я в жизни не допущу, если ты посмеешь! Не задевай!

АИ – Тише, тише, хорошо…

БАБУШКА СОНЯ – Яша?. Такой красивый, вылитый Жаров… А я…Что же ты меня бросил… Яша, Яшуня…



(СМ и Софочка провожают БС к Яше)

АИ – Соня не знала, что я собрал обрезки и храню их в отдельной папке. А зачем – не знаю, мне это не нужно, - я вижу, по-прежнему вижу их вместе. С министром Ананченко и его супругой у бювета в Кисловодске. На нашей кухне за ужином. Рядышком на довоенном свадебном фото, что висит у меня в комнате. На овальной фотокерамике одинаковых надгробий. И на Крещатике, возвращаясь от Проца, под ручку.  Они идут под ручку – красивые, видные – и мужчины, проходя мимо, делают вид, что не смотрят и незаметно вздыхают, а встречные дамы все же оглядываются в надежде, что может быть сзади что-то не так, морщит или тянет, или что–нибудь еще, но и сзади придраться было не к чему: – Проц!.. Но к нему не попасть… Легче – в рай.

Комментариев нет:

Отправить комментарий